Как-то внезапно за столом ударились с матерью обсуждать молодящихся бабуль, играющих в "Сексе в большом городе" - какая, дескать, ещё ничего вот же докатились. Я говорю: брюнетка и рыжуха, она говорит: блондинка. В пылу спора как-то ненарочно узнаю, что Синтия Никсон - лесбиянка. И тут-то до меня и доходит... Да, она реально уже не "ничего", годы никого не красят. Но флюиды-то испускает, чертовка! Может, я и в самом деле геронтофил?
Кажется, мне приходилось слышать довольно много языков для среднестатистического обывателя. Как-то резко пришло осознание, что для своего возраста я побывала во многих странах и беседовала с множеством разных людей. Обстоятельства вынудили меня знакомиться с четырьмя языками глубже уровня "здравствуй" и "прощай", о чём жалеть, естественно, не приходится. Есть, с чем сравнивать. Звучание испанского есть квинтэссенция излишней жёсткости и членораздельности английского и японского, и протяжности, слащавой певучести французского. В сумме - почти что русский. Видимо, именно поэтому он так трогает меня. По закону подлости, по-испански я не знаю ни слова. Но если мне когда-нибудь потребуется поднимать третий язык до профессионального уровня, я уже пообещала себе: это будет именно он.
Есть всё-таки в этом мире люди, которые способны убить в тебе абсолютно всё человеческое своим... Собой в целом, что ли. Пусть на время, но слишком ощутимо. Врачи, например. Даже не потому, что работа у них такая, а из-за того, что и среди врачей - по определению людей с самыми благородными целями - встречаются крайне дерьмовые индивиды. Дело не в их профессионализме или непрофессионализме - в умении общаться с пациентами, умении верить в свои благие намерения. Настоящий врач не выдаёт невежество и хамство за характерное для его работы порицание. Или за выносимый неблагоприятный прогноз. Больница ежегодно вынимает из меня душу, крутит, мнёт, отщипывает доли - большие и малые, оставляет отпечатки. Вставляет обратно не той стороной. А потом я иду до метро, стиснув зубы так, что прохожие слышат скрежет. Мать недоумевает: "что бесишься? Из года в год одно и то же". Не знаю, почему, но мне трудно объяснить, что это сродни ситуации, когда тебя разрезал хороший хирург. Разрезал удачно, манипулировал безукоризненно, да и заштопал неплохо. И всё самое страшное, казалось бы, позади, разве что немного сложно дышать, и тянется это непозволительно долго. А позже выясняется, что у тебя забыли салфетку где-то под рёбрами.
На тему слэш-фанфиков по "Ну, погоди!" и "Голубому щенку".
[18:29:13] seishin no odori.: я не понимаю, почему по Карлсону не пишут, это же самый сок "малыш и Карлсон", название уже эротичное [18:29:36] Cassis: *фэйспалм* ну фффууууу [18:30:04] seishin no odori.: но я реально не понимаю, какие должны быть для этого нервы. я бы не смогла хдддд [18:30:19] Cassis: каким нужно быть извращенцем .__. [18:32:00] seishin no odori.: просто это можно было бы обыграть в более очевидной реальности никаких пропеллеров, кнопок на пузе допустим, Карлсон - шведский художник, невостребованный, денег у него хватает только на то, чтобы снимать чердачное помещение как и многие в его положении, он любит выпить поэтому, собственно, слегка раздался в ширь, и вечно такой забавный а малыш - ненавидящий эту несносную жизнь пацан, который пытается уйти от реальности и поэтому балуется наркотой, вот ему и чудится, что светофоры живые а как заиграет фраза "представляю, как рассердится папа!.."
Чёртова ведьма. "Как здорово было бы опоздать и не слушать эту нудятину на первой паре!" - подумала я сегодня утром. Подумала... как отрезала, мать вашу. Сесть не в тот автобус с одним проездным и без копейки денег, переходить МКАД по эстакаде пешком, отбиваться от домогательств престарелого грузина в спортивном костюме от "Адидас", чтобы опоздать на час с небольшим и прийти, собственно, к концу пары... СТОИЛО ТОГО, что я могу сказать.
У меня было типичное детство ребёнка, отличающегося от других. Бесконечные обзывательства, издёвки, тычки. Я заливалась горючими слезами, прекрасно понимая, что ни коим образом не виновата в своей девиации. Сносило крышу от злости из-за того, что больше никого это не колебало. Вообще была чувствительной девочкой, какой, в общем-то, и осталась. А после пришло осознание того, что беспрерывная жалость к себе убьёт меня прежде, чем уколы со стороны. И то, что доказательство своей правоты - дело прекрасное. И, нет, я никого не ударила в доказательство. Ни разу в жизни. Когда мне дали инвалидность в первый раз, комиссия направила меня в психологический центр, предполагая, что моё новое положение уязвит меня ещё сильнее. Через пару приёмов врачи выдали меня матери со словами: "а зачем вы, собственно, пришли? Этот ребёнок нормален до мозга кости". О, кто бы знал, как чертовски я благодарна идиотам, живущим на этой планете! С годами, с их полпинка, я научилась парой слов и одним взглядом заставлять любых ораторов с гибкостью прирождённых гимнастов засовывать их языки в их же задницы. Детей ненавижу, конечно же. Но, думаю, и это преодолею со временем.
В последнее время, когда я пытаюсь вернуться к своим графоманским экзерсисам, у меня складывается ощущение, что я пишу понятную исключительно мне туфту. Вот, думаю, как это лучше назвать: "старение" или регресс? Я прекрасно помню те моменты, когда я, услышав какую-то фразу из зомбоящика в полусне, вскакивала, будто чем-то огретая, и заботливо мостила ноутбук у себя на коленях. Как слушала музыку по ночам, и меня било мелкой дрожью от попадавших в точку мотивов и строк, и было так невыносимо обидно, что негде, не на чем записать. В голове мелькали картинки, складывавшиеся в яркий, динамичный видеоряд, мне оставалось только перелить его в словесную форму. Мне снилось, как люди читают стихи, я судорожно пыталась восстановить их наутро. Это было совсем недавно, казалось бы - протяни руку. А ещё я рисовала до полного физического и морального изнеможения, спазмов в запястье. Не бог весть как, я ведь в консерваториях не обучена, но мне было необходимо ощущать, какими гладкими становятся пальцы, когда мельчайшие углубления в коже заполняет карандашный графит, как красиво он блестит в свете лампы, как он одновременно въедлив и нестоек. Рисование учит терпению, бесконечному самосовершенствованию. Учит видеть красоту в каждой трещинке, мыслить, адекватно воспринимать глубину окружающего пространства. Что до теперешнего состояния - кажется, я занимаюсь наработкой совершенно не того, что мне по-настоящему нужно, если вообще что-то нарабатываю. Пожалуй, мне требовался данный анализ в качестве очередного крепкого кирпича на темечко. Надо уметь жить без простейших вдохновителей в духе сентиментальной ответной влюблённости, ярких впечатлений от увиденного. Пускай спонтанность никому не вредила, в головы настоящих творцов фейерверки не ветром заносит - они разгораются по щелчку их пальцев.
На улице +9, а ем дыню. Наверное, это несколько странно, как минимум потому, что дыню я не люблю. Попытка вспомнить о лете, которое только-только закончилось? В этом лете, особенно - по сравнению с прошлым, не было ничего. Пара дней, пара фраз, которые теперь мешают мне жить. Всегда должно быть что-то, что мешает жить, иначе я буду ощущать себя мёртвой, если, конечно, это можно ощутить. Проблема в том, что домыслы мои настолько нестерпимо зудят, что от них невозможно отвлечься хотя бы на короткий срок. Я никогда не произнесу этого "почему?" из-за подозрения, что ответа не существует. Сложно воспитывать в себе молчаливость, когда ты по жизни - трепло, и когда из тебя, как на грех, льётся. Ненавязчивость. Толерантность. Самокритичность. Тоска эта какая-то не моя, не мои мысли, от очевидности делается противно. И, да, похоже, осеннее обострение имеет место быть точно так же, как и весеннее. Навскидку могу сказать, что окончательно отпустит меня эдак к середине октября, осталось понять, долго это или не очень.
Сегодня впервые столкнулась со смертью в самом что ни на есть неприглядном её проявлении. Я не скажу, что никогда до этого не видела человеческого тела без признаков жизни. Но никогда не была на все сто процентов уверена, что в данном конкретном теле жизнь как таковая отсутствует. Вся декорация была не слишком примечательна, настолько, что когда мы ехали по соседней полосе, никто из пассажиров автомобиля не заметил происходящего. Припарковались на другой стороне шоссе, долго рылись в вещах и устраивали словесные перепалки. Мать, обернувшись, как-то глупо и неожиданно прижала пальцы ко рту, я даже успела передразнить её до того, как мне объяснили, в чём дело. Красная "четвёрка" была окружена картелем, если можно его так назвать, из двух машин - полиции и дорожно-патрульной службы. Инспектор в кислотном жёлто-зелёном жилете со светоотражателями прогуливался вдоль процессии, что-то флегматично помечая в протоколе. И, наконец, метрах в десяти - виновник торжества - мужчина в спортивном костюме, распластанный по проезжей части в крайне неестественной позе. Сказать по правде, всегда думала, что отечественный автопром активно практикует производство из папье-маше, и даже не подозревала, что "четвёрка"... Впрочем, бедняга крепко приложился головой об асфальт, что и сыграло главную роль в его печальном исходе. Подтверждением тому служило содержимое его размозженной черепной коробки, явившее себя окружающему миру. Всё это звучит безумно цинично и зло, но нет, не то, чтобы я конченная сука, скорее, пытаюсь абстрагироваться от увиденного. И вроде бы мне сказали, что авария, и вроде сказали, что мертвец, а я как не поверила и посмотрела. Я ведь никогда не имела чести лицезреть очевидный труп, и вот, мои поздравления. И тело сразу похолодело, и в голове заметались картинки про то, что здесь уже сбивали, и что вчера я шла метрах в пятнадцати поодаль - по переходу, как законопослушный участник дорожного движения, разве что переход ещё никому не давал гарантий... Все эти ужасы, не терзающие фаталистов... Продавщица в мясном отделе, окна которого как нельзя лучше открывали вид на вышеописанное, была бледна и тряслась, когда протягивала мне пакет. - Я стояла с ним рядом, - сказала, - мы вместе хотели перебежать... И я почему-то не стала, а он рванул. На моих глазах... За время, пока мы с семьёй делали покупки, по шоссе с воем сирен и включенными проблесковыми маячками проехали четыре кареты скорой помощи, и ни одной не остановилось. По сути, правильно, "скорая" здесь была уже не при чём. Я задумалась над тем, как вовремя решила не поступать на врача. И над тем, что фаталисты, конечно же, правы. Когда мы уезжали, тело так и не было убрано. А сорок минут спустя на московском направлении дороги образовалась огромная пробка, которую, конечно же, все проклинали, пока не узнавали причины.
Кажется, я всё-таки не боюсь, а, напротив, очень хочу, чтобы некая бабуля развопилась на меня из-за неимоверного желания примостить свою обрюзгшую пятую точку на моё место в общественном транспорте, и чтобы толпа подхватила порицание. Я бы, теребя в руках социальную карту, негромко поинтересовалась: "Вас какая причина того, что я сижу, больше не устраивает? То, что я инвалид? Или то, что я беременна?" И мне плевать, что то был бы второй случай непорочного зачатия. Обожаю, когда окружающим людям стыдно, уж слишком редко я это наблюдаю.
Порой в самом деле становится обидно оттого, что даже моя наглость не стопроцентна. В эпизодах, когда ты осознаёшь, что человек, рядом с которым отчего-то становишься мягкотелой, в очередной раз воспользовался твоей расслабленностью и доверием, поступив по-скотски и сделав больно, не волнуясь, не подозревая об этом совершенно... безумно жалеешь, что именно сейчас, в этот момент, когда пальцы сами стискиваются в кулаки, его нет, и ты не можешь излить всё скопившееся внутри, чтобы по чужой вине душу не рвать напрасно. А потом вспоминаешь, что не стоит путать прошлое с настоящим. Что ты среднестатистический индивид с нестабильной психикой и, ко всему прочему, играющими гормонами. Никто. Никому. Ничего. Не должен. И с выдохом как-то пустеешь. Будто выпустить недоброе шипение из бутылки с минералкой.
А вообще, когда я слушаю пошлые песенки по утрам, чувствую себя крутым ковбоем на вершине мира, и настроение как-то сразу взлетает до уровня потолочных плинтусов. Только вот зубочистки во рту не хватает, это упущение.
Я раньше никогда не задумывалась над тем, что мои глаза посажены довольно-таки глубоко, но нынче пару раз шарахнулась от зеркала, поскольку увидела в нём отражение заправской зомбоженщины. Синяки под глазами - это нормальное явление: тонкая кожа, усталость, бла-бла, притом на их замазывание в каждую рабочую пятницу тратится вдвое больше тонального крема, чем в понедельник... Но, чёрт, отвыкла. От таких - точно. К тому же, тотальная отёчность лица и бледность на пару со "взором горящим" в данный конкретный день не добавляют мне очарования. Веки стремятся к исходной позиции сами собой, и сейчас я бы не отказалась от персонального раздавателя пощёчин или плевальщика водой, потому что даже не могу понять, элементарная ли это сонливость или предпосылки к обмороку. Странное чувство, я ужасно редко ощущаю... пустоту? И, наверное, никогда ещё не ощущала той пустоты, что никак бы не коробила и не веселила меня. Лёгкость, нирвана, я не знаю, как лучше это назвать. Душевная, и тяжесть физическая. Но всё же, я уже почти привыкла и перестаю задыхаться.
Мысли растворяются, кисти и пальцы сами вычерчивают в воздухе нечто. Сегодня можно, да и кошки не умеют смотреть с очевидной укоризной, постукивая по вискам.
По привычке заглянула в профайл Момо-тян на девиантарте и внезапно для себя выяснила, что она обожает Азиса, и это, похоже, не прикол. И как бы my heart stopped! Нет, нет, не поймите меня превратно, я тоже люблю этого мужика за его смелость и эпатаж, да и поёт он прекрасно. Ну, я просто люблю музыку с восточными мотивами, под которую можно подвигать телом, причём всем и довольно активно. Но, Момо, ты же суровая германская румынка, которая лучше всех косплеит моего любимого певца... Это немного нож в спину
Если честно, мне ни за что бы не хотелось быть шарахнутой по башке так сильно, как я сама обычно шарахаю людей. И это очередной талант... да, да, именно там. Бывают в жизни косяки, которые ты тянешь за собой крайне долго, порой - в чёртову бесконечность. Наверное, мне надо учиться спокойнее разрубать некоторые узлы. И легче расставаться с ненужным, чтобы крепче цепляться за необходимое. Наконец-то скачала на телефон программу блокировки звонков. Первым и пока единственным номером в чёрном списке "Go to hell, bastards!" стал, конечно же, номер моей классной руководительницы. Как же славно я заживу теперь! Тем не менее, успокоительное наготове всё равно уже лежит, причём купила его не я, а мать, явно предвкушая не меньше моего, какой развесёлый получится год. Наверняка опять будут пилить по поводу внешнего вида. "Классическое платье тёмно-синего цвета", что-то в этом духе. Да не вопрос, будет им платье. Только жёлтое и с вырезом до пупа. Не знаю, что больше располагает меня к подобному настроению - происходящие события или очередная простуда. Скорее, второе, иначе бы меня ломало очевидно, душевно, а не физически. В такую погоду, в таком состоянии только и остаётся, что спать. Великолепный вариант.
Термометр упорно показывает +31 в морской воде, однако, семейка вползает в неё с оханьем, а порой и откровенными воплями. Осень постепенно наступает и здесь, пусть на солнце по прежнему сорок градусов. Стоит заметить, что я весьма достойно перенесла местную жару, чему сама несказанно удивлена. Ещё по негласному правилу за день до отъезда меня разбирает мигрень, и вот, что называется, с ужасом ожидаю. Быть может, настало время исключения из правила? Сегодня утром умерла сестра моей бабушки, с которой она не общалась из-за несправедливой делёжки наследства добрых десять лет. Пожалуй, из всей нашей семейной ветви с Верой встречалась последней я: в прошлом году мы переосвидетельствовали инвалидность в один день. Она была больна раком уже долгое время, несмотря на успешную операцию и бесчисленное множество курсов "химии", болезнь не отпускала. Мне всегда думалось, что в таких обстоятельствах прощаются любые обиды, но, пожалуй, не такими людьми, как бабушка. Может, я и жалею иногда, что вся в неё. Я до сих пор не могу понять, почему некоторых людей, совсем не близких, мне бывает безразмерно и по-человечески жаль, в то время как к другим я не могу проявить истинного сочувствия, даже если стараюсь. Сейчас мне важно, скорее, чтобы бабку, льющую слёзы, не хватил приступ. И спокойно долететь. Мне нет прощения, или что-то вроде того.