мы боги с тобой, но только в земной пыли.
Если бы я могла решать, быть ли прямому солнечному свету на нашей многострадальной и грешной, без сомнения - нет. Отблески нашего светила призывают разве что плодиться и размножаться, пропагандируют лень, бездумность. В летнее время от моего и без того хлипкого мышления не остаётся и следа, и, знаете ли, жить с невнятной субстанцией вместо серого вещества три с гаком месяца невесело. Нет, когда живёшь непосредственно - весело, а так... Отсутствие способности конструировать и планировать нечто в период высокой активности солнца и сумасшедший график - в период низкой полностью перекрывают мне особый вид кислорода, необходимый для творчества. Пожалуй, в этом и заключается основная катастрофа.
Моё сердце с некоторых пор определённо не радуется смене температурного режима по нескольку раз в год и отчётливо даёт об этом знать, назойливо пропуская удары, произвольно меняя ритм. Кожа не выносит загара, а я по каким-то причинам не выношу вида загорелой кожи, а, учитывая то, сколько раз я обгорала до костей, мне светят гигантские морщины уже в тридцатник и, возможно, что-то такое забавное кожно-онкологическое. "Светят", что за ирония!
Очаровательно, конечно, когда после пяти месяцев гнетущего белого плена снег становится ручьём, и слышно птиц, и как-то веет этим пресловутым "vita", но моего восторга хватает на пару дней. Пара ясных дней в месяц - этого вполне достаточно, чтобы активизировать зачахшие вегетативные процессы (ведь все мы слегка растения, в том или ином смысле). По крайней мере, для меня.
В детстве меня прельщала охота на лягушек и долгое таскание трофеев в руках, ну, симпатичны мне были эти звери, да и сейчас симпатичны. Однако, от маленькой жизненной радости пришлось отказаться, когда мать объяснила мне, что значат 36.6 для тонкокожих и холоднокровных. В те не очень далёкие, но очень дремучие годы моя сердобольность временами не знала границ. Верится с трудом, но всё-таки.
Не знаю, насколько справедливым было утверждение моей родительницы, но теперь, изредка чувствуя прикосновения почти всегда неожиданно горячих рук, не успевая увернуться от объятий, сквозь желание отодвинуться в сторону форточки, я частенько и всерьёз задумываюсь о том, кем была в прошлой жизни.
Моё сердце с некоторых пор определённо не радуется смене температурного режима по нескольку раз в год и отчётливо даёт об этом знать, назойливо пропуская удары, произвольно меняя ритм. Кожа не выносит загара, а я по каким-то причинам не выношу вида загорелой кожи, а, учитывая то, сколько раз я обгорала до костей, мне светят гигантские морщины уже в тридцатник и, возможно, что-то такое забавное кожно-онкологическое. "Светят", что за ирония!
Очаровательно, конечно, когда после пяти месяцев гнетущего белого плена снег становится ручьём, и слышно птиц, и как-то веет этим пресловутым "vita", но моего восторга хватает на пару дней. Пара ясных дней в месяц - этого вполне достаточно, чтобы активизировать зачахшие вегетативные процессы (ведь все мы слегка растения, в том или ином смысле). По крайней мере, для меня.
В детстве меня прельщала охота на лягушек и долгое таскание трофеев в руках, ну, симпатичны мне были эти звери, да и сейчас симпатичны. Однако, от маленькой жизненной радости пришлось отказаться, когда мать объяснила мне, что значат 36.6 для тонкокожих и холоднокровных. В те не очень далёкие, но очень дремучие годы моя сердобольность временами не знала границ. Верится с трудом, но всё-таки.
Не знаю, насколько справедливым было утверждение моей родительницы, но теперь, изредка чувствуя прикосновения почти всегда неожиданно горячих рук, не успевая увернуться от объятий, сквозь желание отодвинуться в сторону форточки, я частенько и всерьёз задумываюсь о том, кем была в прошлой жизни.