воскресенье, 29 сентября 2013
Don’t worry, I’m not looking at you,
Gorgeous and dressed in blue.
I'm not looking at you.Усталость — это то, что я чувствую последние несколько лет. Существую от усталости до усталости. Работа утомляет до тошноты. Работу сменяет быт и справляется с этим делом не хуже. Между бытом и работой просачивается отец, который так и не определился: ненавидеть меня со всеми вытекающими или вспомнить о родительском долге и кудахтать надо мной, как наседка — мать не успела как-то. Ту холёную шлюху — мою ровесницу, что периодически с ним съезжается, я в счёт не беру.
В месте, где я протираю штаны этим вечером, нет ничего дурного, скорее, наоборот: и музыка такая — что надо, и алкоголь сразу видно, что не бадяжат, и на цокольном этаже не слышно шума ливня с улицы. Меня утомили чёртовы июньские муссоны: они уже который год, как не чисто символические, не на три дня.
Лёд мерно бренчит в стакане — не выпускаю его из руки, словно боюсь, что отнимут — дрянная привычка. Я, как и любой «добропорядочный гражданин», хожу выпивать по пятницам. Иногда и не только по пятницам, но не вижу в этом ничего предосудительного. Здесь это называется «развлекаться», да только я, если признаться, как-то не испытываю безудержного веселья, пускай порой безмерно стараюсь.
Частенько находятся сердобольные, тонко чувствующие мои страдания и всей душой, да и не только ею, желающие притупить их. Эдакие предложения об оказании гуманитарной помощи обычно служат мне отмашкой к отбытию из заведения: чего доброго, не отмажусь, если помедлю, чего доброго, даже обрадуюсь. Вот и сегодня — только досадно, что слишком рано. Поспешно отшивая добровольца, широким жестом кладу купюры на стойку, перетекаю с высокого стула на пол, постепенно разгоняясь, всё ещё твёрдой походкой взбегаю по лестнице и, делая шаг с крыльца, раскрываю зонт.
На улице пара-тройка самоубийц помимо меня. Прогуливаться в такую погоду — себе дороже, но сегодня я безлошадный. Намеренно. Быть может, мне даже хочется сымпровизировать себе больничный и разнообразить будни походом к врачу.
Капли бьют асфальт не жалея, наотмашь, лужи пузырятся, от земли валит пар. Я шагаю по бутафорскому кипятку. Дышать ещё труднее, чем обычно, и я понемногу начинаю жалеть: до дома не близко. Но: взрослый человек, личный выбор…
Стоя на краю бордюра, скрупулёзно примеряюсь, куда спрыгнуть, чтобы не провалиться в воду по колено — а так оно и случится, прими я неверное решение, не иначе. И только заношу ногу — в переулок с рёвом, на бешеной скорости влетает нечто, которое секундой позже размазало бы меня по дороге. Причём ногу-то я, идиот, убрать не успел, но зато заслониться зонтом — сколько угодно, и назад меня оттолкнуло порывом ветра и тучей брызг. Кажется, это было метко, про самоубийц-то.
Ошарашено заглядываю в тёмный проём между домами и, конечно же, ничего не увидев, чертыхаюсь сквозь зубы. В два неловких прыжка преодолеваю ранее казавшийся недосягаемым рубеж.
И уже заходя за угол дома, слышу:
— Эй, химэ, — долетает глухо, откуда-то издалека, мешается с барабанной дробью дождя.
Это всегда звучит слишком по-настоящему, не суть важно — во сне или наяву. Во сне он ещё называет меня Хикару, до чего не снисходит на самом деле: только сокращение да это, презрительное. Меня, правда, уже не раздражает, я только делаю вид…
Коротко встряхиваю головой и бреду дальше. Кудо, конечно, мастер на спецэффекты, но его не было слишком давно, чтобы так размахиваться: я бы выпал в осадок и от простого «привет». А сейчас, должно быть, мне снится очередная бредятина под утро вторника, или это вовсе глюки с перепоя. Крепче сжимаю рукоятку зонта: ну, а вдруг разберёт алкоголический тремор? Считаю перекрёстки: отчего-то невероятно сложно не сбиться с первого на третий, а с третьего...
— Химэ.
...на девятый.
Он стоит в тени дома в непромокаемой куртке, в руках — шлем (и на том спасибо). Железный конь, немного не дослужившийся до звания смертоносного, дожидается поодаль, как ему и полагается — на подпорке, чуть завалившись на бок. Мне вдруг стал безмерно интересен его байк, и я, слепо щурясь, вглядываюсь в него, отнюдь не в ездока. К сожалению, Рё не разделяет моего любопытства.
— Мёрзнешь, — без вопроса произносит, но краем глаза я замечаю, как характерно он вздёргивает брови.
Проклинаю закатанные до локтей рукава и мурашки, как по команде побежавшие по предплечьям. Я не смотрю, но точно знаю, куда смотрит он: взглядом сползает от запястья с татуировкой, сегодня почти закрытой ремнём часов, к локтю, по плечу поднимается к шее, ухмыляясь, ждёт, пока я разнервничаюсь и сглотну, и только потом цепляется глазами за крест у меня на груди. Сам даже не знаю, из чего он: дерево, пластик — чёрный крест на чёрной верёвке, безделица. На нижнем выступе вмятина узкая, мелкая — только на свету и вблизи разглядывать — от его зубов.
Рэйдзи сам носит распятье, такое же пустячное, но более приближенное к оригиналу, и терпеть не может распространяться на эту тему, как, впрочем, и на большинство других. Раньше у меня было похожее — досталось от матери, да только я его где-то просрал (или мне помогли: отца христианская атрибутика приводит в бешенство, а мне она, должно быть, нравится ему назло) и долго потом убивался.
Приоткрываю рот, чтобы втянуть побольше воздуха.
— Опять сменил квартиру? — он слегка наклоняет голову набок, не вымокшая до конца седая чёлка падает на лоб.
Я киваю. В предыдущей, как выяснилось, течёт крыша, а ведь втёрли мне её за приличные деньги.
Адресов за последние полгода я сменил столько, сколько не менял за всю жизнь. Собрать манатки — это, как выяснилось, не проблема. Сменить студию — тоже, когда вся аппаратура не казённая, а лично твоя.
…не то, чтобы я не был в курсе, что это не помогает.
— А ты так и не сменил джинсы, — скептически растягиваю уголки рта.
Они у него убогие, затасканные до неприличия. Кажется: зацепи ногтем — разойдутся по шву. Но ему, конечно же, нет никакого дела: в этой жизни столько занимательного помимо житейских вопросов.
— Асакуса, — продолжая гнуть свою линию, само собой, безошибочно называет квартал, — Не то чтобы на тебя похоже.
Я усмехаюсь, дескать, тебе ли судить, что на меня похоже. Но он, тем не менее, прав.
Перед глазами одно и то же в такие моменты: начало весны, прохладно ещё, такая же вот ночь, подворотня. Я стою, впечатанный в стену, не помня себя. В бок упирается дуло, а на горле — его рука. Грубая сухая ладонь, длинные пальцы, костяшки, до предела обтянутые кожей. Мне трудно спутать её с чьей-то ещё. «Если ты, кретин, возомнил себя гением шифровки», — Кудо так близко, что, я скорее, чувствую его шипение на своём лице, нежели слышу, — «то заруби на носу: я найду тебя где угодно. Ясно?» Я, зажмурившись, что-то мычу, поначалу — просто, затем — в его губы. Когда большой палец с нажимом проходится по щеке, понимаю, что могу, наконец, свободно вдохнуть, но выходит похоже на всхлип в агонии. Рё смеётся и убирает пушку. «Да ну, купился, что ли?», — говорит, кусая мой подбородок и сгребая в охапку, — «Ты слишком забавный, чтобы дырявить тебе кишки». Меня бьёт крупной дрожью. Я обеими руками обхватываю его плечи только чтобы не рухнуть на колени, но он воспринимает это совсем иначе. Издевательски бросает мне что-то вроде «давно не виделись, химэ», оставляя метку у основания шеи.
— Что тебе нужно? — понижаю тон, когда Рэйдзи делает шаг навстречу, и умудряюсь не отступить назад, — Не считая «переехать меня на своём драндулете», — победа здравого смысла над рефлексом уводит меня в браваду.
— С чего ты взял, что мне что-то нужно? — он сегодня хорош в своём актёрстве, даже не чувствуется, что забавляется, — Может, я поздороваться хочу.
— Так вперёд, — произношу со всей благосклонностью и слегка надменным, деланным видом, опускаю взгляд в землю.
Меня, оказывается, уже минут пятнадцать, как сносит дождевой ручей.
Если Рё спит, будить бесполезно — я пробовал, и не раз. В труп тыкать палкой — и то КПД больше будет. Голова у меня после вчерашнего немного трещит: я изрядно выпил — выгреб и изничтожил все свои запасы, если быть точным. Кудо, конечно, содействовал, если успевал отнимать, но не то, чтобы прилагал к этому усилия: ему же того и надо было. Пьяный я ещё беспомощнее трезвого, несмотря на сваливающийся как снег на голову кураж.
Я рассматриваю его, забравшись на кресло с ногами и, поразмыслив немного болезненно скрипящими извилинами, прихожу к выводу, что если это и можно назвать романом, то только с собственным идиотизмом. Больше мои функции схожи с функциями подстилки для не блещущего выдрессированностью кобеля: на мне можно дрыхнуть, меня можно жевать, да и трахнуть, если прижмёт, совсем неплохо. Сравнение, что и говорить, классное: приласкал обоих... Ухмыляюсь больше про себя, мерно водя ручкой по листку нелинованной бумаги.
Я знаю, кто он. С некоторых пор не могу отрицать собственных доводов, да и не вижу необходимости. Меня, долбоёба, увы, ничто не останавливает, как бы ни было стрёмно. А стрёмно, к слову, бывает чертовски, да только ровно до того момента, как я позволяю к себе притронуться. Есть грешок: захлёстывает иллюзией, будто бессмертный, после того случая. Охотно верю, что он может причинить мне вред, просто пока не хочет его причинять. Судя по своим собственным поступкам, я рассчитываю, что «пока» растянется на долгие лета, или, что вероятнее, моё общество надоест ему быстрее. Не знаю, можно ли надоесть при встречах раз в месяц от силы на сутки, сводящихся все, как одна, к сексу. Но я стараюсь: строю из себя чёрт знает кого, цепляюсь самым омерзительным образом к какой-то совершенно неважной херне, делаю вид, что меня не трясёт, когда он заявляется с чужими засосами, пока их ещё ни с чем нельзя спутать.
Он мне, сказать по правде, нравится, этот якудза. И не то, чтобы я идиот и совсем не научился прятаться, да я бы в крайнем случае просто умотал в Осаку и там осел — благо, есть связи: я просто хочу, чтобы меня находили. И чтобы выставляли идиотом, тоже хочу. Особенно в такие моменты, когда убеждаешься, что люди, как ни крути, все одинаковые: уж не знаю, скольких он там и за что перелопатил, а дрыхнет абсолютно умиротворённо, зарывшись носом в подушку. И хмурится изредка, как ребёнок.
Утро выдалось ветреным, из приоткрытого окна раздаётся свист, сквозняк с особенным тщанием откидывает и треплет штору. Рэйдзи ёжится и, бормоча что-то нечленораздельное, закрывает лицо руками. Я слегка зол на себя, что не успел.
— Ты умеешь рисовать? — спрашивает он в следующую секунду, будто только что не продирался к реальности в муках.
— Немного, — пожимаю плечами, щёлкая колпачком ручки.
— Дай сюда, — Кудо так резко протягивает руку, что я машинально прижимаю тетрадь к животу и отодвигаюсь.
— Ну нет, — только и смог буркнуть я, чтобы хоть как-то оправдать свои действия.
Я уже успел раз десять проклясть себя за то, что расслабился, а он только прыснул. Дёрнул за ногу и после характерного грохота и полуминуты матерных оборотов, затащил меня на футон.
— Уэмура, ты хуже школьницы, — гоготнул Рё лишний раз, нависая надо мной.
— Ты, видать, знаешь в них толк, — отзываюсь я, вплетая руку в его патлы в попытке хоть как-то обезопасить себя.
— Ну а то, — ухмыляется совсем беззлобно, даже со снисхождением.
Откинутая тетрадь ненадолго вспархивает в воздух и, описывая полуовал, шлёпается на пол, раскрытая. Рё отрывается от меня взглядом и, судя по его морде, видит её же и складки одеяла с тенями из синих чернил. Цыкает, как мне кажется, с издевательским видом:
— Талантище, — и затыкает меня прежде, чем я начинаю бухтеть.
— Привет, Хи, — произносит он серьёзно и от этого вкрадчиво.
Снова делаю глубокий вдох и морщусь — сердце некстати пропускает удар.
— Здравствуй, — выдох.
Я обхожу его и иду дальше. Не слышу шагов и того, как заводится мотор, а потому не тороплюсь. Правда, иду всё равно чуть быстрее: то ли протрезвел, то ли дождь поутих.
То ли то, чего я точно не ощущаю сейчас — это усталость. У этих историй всегда один конец, но я отчего-то всегда его забываю и хочу убедиться вновь.
Что, если я не ошибаюсь, если это не предутренний сон вторника, и если мир не перевернулся, его покоцанный мотоцикл будет стоять у дома в Асакусе, часть которого я снимаю.I know it drives you crazy
When I pretend you don't exist,
When I'd like to lean in close
And run my hands against your lips.
Though we haven't even spoken
Still I sense there's a rapport.
So whisper me your number,
I'll call you up at home.
Прослушать или скачать Morphine Whisper бесплатно на Простоплеер
@темы:
писанина,
загадки мозга