Сны в последнее время будто усиленно подражают московской погоде — они липкие и мутные, как туманная дымка. Тревожные и неясные.
На днях в одном из этих снов мать со смехом бросила мне, что, может быть, зря когда-то не сделала аборт. И моего возмущения не поняла. Дескать, шутка это была такая.
Сегодня я тащила по сияющему на солнце месиву апрельской слякоти с подложкой из мокрого льда невыносимо тяжёлый чемодан. Вернее, пыталась тащить — больше плакала от бессилия: у меня разъезжались ноги, и я была не в силах сдвинуться с места, расхлистанный шарф, подбрасываемый ветром, то и дело лип к взмокшему лицу. Ещё немного — и я опоздаю в дорогу, запредельно долгую и, судя по весу чемодана, важную. Тогда на кой же чёрт я, задыхаясь, волоку свою поклажу через талую дрянь прочь из собственного двора — в соседний?
Перед отъездом я непременно хочу увидеться с бабушкой. И злюсь и плачу я не от боязни опоздать, а от осознания, что, ковыряясь с чемоданом, я минута за минутой теряю драгоценное время её общества.
В конечном итоге я попадаю в её квартиру всего на пару жалких десятков минут, на редкость спокойных и тёплых. Она целует меня в обе щеки перед тем, как я выхожу за порог на зелёно-жёлтую тусклую лестничную клетку.
Изнутри меня сжирает мысль, что я вижу её в последний раз.
Бесконечный хоровод смазанных лиц, прикосновений незнакомых рук, сменяющихся картинок чужих мест, голосов, сливающихся в белый шум... Почти каждое утро я просыпаюсь с судорожным вздохом, пытаясь вспомнить, что на этот раз разбудило страх, тонкой струйкой льющийся за шиворот и намертво законопачивающий каждую пору. Почему я так силюсь убедиться в том, что проснулась по-настоящему, а не внутри очередного сна с открытой концовкой?
Со стороны может показаться забавным бегать от самой себя в лабиринтах собственного мозга, но... Чёрта с два, знаете ли.