Тучи низкие, светло-серые - сплошная пелена, затянувшая небо. Пологие холмы, тянущиеся, сколько хватает глаз - покрытые желтоватым пористым мхом и припорошеные снегом. Кое-где вызывающе торчат россыпи расколотых тёмно-серых глыб.
Откуда-то настойчиво слышится гул, похожий на шум прибоя. Пахнет солью, наледью, дымом и брусникой - стылые ягоды раздавлены под щекой.
Остаётся лишь медленно сесть и подёрнуть плечами, скорее, даже оттого, что ветер в отсутствие куртки пробирает до самых костей, да и немудрено это, когда кости под самой кожей. В поток монотонного шума пробирается низкий, едва различимый свист, а к запястью притрагивается щекотка, вынуждающая опустить глаза и увидеть… впервые в жизни увидеть одушевлённую кляксу, бесследно исчезнувшую с кожи, теперь не вбитую в неё – водруженную поверх.
Насекомое с большим брюшком и короткими лапками смотрится неуклюже и тяжеловесно, плавно, будто выжидающе ухает узкими крыльями, переминаясь на месте, не спеша исследовать окружающее пространство. До той поры, когда непременно приходится снова вдохнуть: бражник мгновенно вспархивает как нарочно – перед носом, хвастливо впечатывая в память ядовито–жёлтый череп на тельце – и скоропалительно, насколько может, устремляется куда–то, то и дело сносимый воздушным потоком.
Идти бесшумно, стараясь настигнуть Мёртвую голову на земле, когда та опускается на непродолжительный отдых, не выходит: сухой мох предательски шуршит под ногами, предупреждая о любом продвижении. Но вот, кажется, удаётся: бабочка приземлилась на плоский камень, вновь раскидывая перед охотником свой узорчатый бархат – осталось лишь протянуть руку.
– …чёрт, – из груди вылетает удивлённый, даже испуганный хрип.
Кругом всё так сизо, что тёмный силуэт чего–то неизвестного, возникший сбоку и чуть позади от него, проступил излишне чётко. Да только как сейчас ни вертись вокруг оси – вправо или влево – и следа не осталось, одни пригорки да небо, подёрнутое дымкой.
Осознание того, что заминка дала слишком большую фору, и насекомое скрылось из виду, приходит вновь с запозданием и тут же срывает с места, оставляя надежду на то, что оно продолжило двигаться по намеченному ранее вектору. Неожиданно навалившуюся усталость непросто превозмогать, но интерес частенько пересиливает многие вещи. А любопытство, между тем, сгубило кошку. Очередной холм оканчивается непредсказуемо – обрывом, достаточно пологим, чтобы не разбиться, но недостаточно, чтобы устоять на ногах. Щебень скрипит и послушно съезжает вниз, а мёрзлая земля нерадушно царапает спину, предупредительно побуждая зажмуриться и прикрыть голову обеими руками.
Похоже, овраг неглубок, но отчего–то кромешно тёмен на дне, словно над небом в момент натянули плотное одеяло. В пронзающей тишине, изредка разрываемой стуком капель, чертыхаться больше не хочется.
Вдруг, над ухом – мерное жужжание, издали напоминающее измученный вздох: она здесь. Ошарашено крутнуться, попытаться привстать, нащупать стены – шум плавно удаляется, грозясь ускользнуть.
Спички. В кармане точно были спички.

- Не жужжи, - недовольно раздалось из темноты - в ней что-то задвигалось, смутным белым пятном. Раздался клац, возня.
Пятно это постепенно обрело очертания крупного белого лиса. Приподняв голову, он нервно прижал уши, скалясь в сторону незванного гостя. Пасть его была измазана подсыхающей кровью - зачем он грыз лапу в капкане, было не совсем ясно - цепь от плотного, шипованного ошейника тянулась куда-то в темноту.
А та как будто немного рассеялась - можно было разглядеть собственную руку. Небо наверху, кажется, наоборот, потемнело: оказалось, пошёл снег. Стоило поднять голову, как вдруг оказалось, что обрыв резко стал вдвое круче и выше.
В земле ощущались мерные удары волн о берег.
Лис с отвращением выплёвывает измятую бабочку: та, немного побившись на камне, на мгновение замирает. Затем изломанным силуэтом поднимается и летит вверх. Искорежённые крылья рвано дёргаются.
-Может, ты будешь посъедобнее? - интересуется лис, внимательно глядя на человека.

За бабочку в груди клокочет обида – недолго, но ощутимо. Сейчас его больше волнует её подпорченная красота, а не то, что его пригрозили сжевать по подобию.
Лис, неестественно большой, белый и говорящий. Демон? В таком случае, его поползновения оправданы. Но кто–нибудь способен представить демона, пленённого так примитивно – ведь то ошейник мерцает в полумраке мелкими проблесками? Рык дикого зверя рано или поздно превращается в тявканье, стоит застолбить за ним место.
Он тоже стоял на четвереньках, но теперь распрямился, освобождая руки и оставаясь на одних коленях.
– Всё может быть, – ухмылка сползает на губы, а коробок будто сам очутился в ладони.
Если есть шанс, что он всё ещё царь природы, то здесь сосредоточена дьявольская, пугающая сила. Щелчок, шипение.
– Но не я ли, – рыжие всполохи от спички неровно ложатся на перемазанное лицо, сжимают зрачки в мелкие точки, – посадил тебя на эту цепь?
Он – род человеческий. Знать бы ещё, сколько звеньев в этой цепи, и чем скреплено последнее.

Тьма недовольно шипит. Тонко свистит ветер. Лис щурится.
- Люююди, - тянет он.
В темноте раздаётся мерзкое, на высокой ноте хихиканье. Бьётся в овраге вспугнутой птицей, разбивась на тысячу голосов, эхом возвращаясь туда откуда пришло. Обрывается.
Лис нетеропливо поднимается и делает несколько шагов, припадая на ногу. Глухо сталкивается с полом капкан. Цепь позвякивает, свободно протягиваясь - демон медленно обходит гостя по кругу, оставляя чёткий след измороси.
- Люди рождают чудовищ, - шёпот его словно двоится. - боятся чудовищ, чудовища пожирают их, потому что страх - слабость, слабые - пища.
От него ощутимо веет холодом, но огонь горит ровно, сильно - жжёт пальцы, но почему-то не спешит дожирать пачку.
- Люди сражаются, люди побеждают.. - лис улыбается - острые зубы блестят. - Люди начинают всё заново.
Цепь ложится кругом, заключая в себя обоих. Мгновение подумав, он тянет морду к огню, замирает.
Лис долго смотрит человеку в глаза - от его дыхания стынет лицо и колеблется огонь. Красная радужка пульсирует, словно в такт биению сердца.
Наконец, он опускает голову - шершавый язык проходится по тыльной стороне человеческое ладони, оставляя влажный красный след. Глянув искоса на признанного короля, лис вдруг как-то совсем по-человечески ухмыляется.
Его зубы пронзают руку.

Заставляя проснуться.

Есть такая людская проблема, называется «одинаковость». Об этом невольно задумываешься, пока мимо тебя десятками снуют похожие дети в похожей одежде, и всё вокруг тошнотворно плетётся своим чередом.
У Уэмуры никогда не было школьной формы, как школы в общем понимании не было в его жизни – был один камуфляж, и желание взбунтоваться против неудобного тряпья никак не собиралось покидать голову. Парень лениво смотрел по сторонам, не спеша перебирать ногами: ему не требовалось незамедлительно являться в родительский дом после занятий или тащиться на курсы, где прозябало большинство старшеклассников в надежде поступить в хороший вуз, не хотелось даже делать вид – толку-то, коль по призванию раздолбай.
Майское жаркое солнце было почти в зените, недобро припекая асфальт, и огромный школьный двор становился всё тише, постепенно пустел. Уныло пустовала бы и баскетбольная площадка, если бы из тени дерева над скамейкой не выделялась светлая, почти белая макушка. Объект, пускай для этой персоны данное слово и было слишком громким, торчал здесь. Так, как и было сказано.
– Да ладно… – ухмыльнулся Хикару себе под нос, кидая косой взгляд на смурного «плохиша» и продолжая идти вдоль решётки.
Ранняя седина – это, конечно, реально существующая беда, но наличие её в этом возрасте определённо пересекало всякие грани фантастики. «Под папку, что ли, косит – красится…» – хорошенько обрисовав в памяти хирурга «Миллениума», он подавился смешком.
А вообще – не похож.
Просочившись в проём в ограде, Уэмура бросил на землю мяч, ранее удерживаемый под мышкой, и принялся нервно стаскивать с себя рюкзак, за ним – осточертевший до белого каления пиджак, не слишком заботливо приставил первый к решётке и бросил сверху последний.
– Эй, мыслитель! – щурясь от солнца, он окрикнул сидящего поодаль, – Играть умеешь, или заблудился?
Попытка расправить пальцы на левой руке, чтобы как следует отбить мяч, не удалась – Хикару только скривился и болезненно зашипел, чуть наклоняясь, чтобы продолжить чеканку другой ладонью. Свело под утро до жути и до сих пор не хотело отпускать, как назло – в такой день, когда больше от тебя ничего не требуется, кроме как быть живыми и со всеми конечностями.
– Ну? – поторопил он с ответом, немного оборачиваясь туда, куда Белоснежка изволила бросить кости.

Кудо изнывал от жары. В такие дни не хотелось абсолютно ничего - даже если одноклассники раздражали больше обычного, ему было откровенно лень срывать дурное настроение.
Даже на площадку он притащился больше по привычке, чем из желания размяться с мячом. На его счастье, мало кто радовался погоде - даже мелочь, не столько озабоченная своим будущим, и та попряталась по кабинетам (в некоторых, закреплённых за популярными клубами, были кондиционеры) и домам.
Тишина...
Он почти задремал, как его сон прервал шорох шагов по асфальту и металлическое шуршание ограды.
Рё приоткрыл глаза, закрываясь от солнца ладонью: на площадку выперся какой-то относительно прилизанный тип, косящий под гайдзина. Наглый до посинения -ибо придушить за такую наглость это святое дело.
Кудо подумал, что ему лень - и остался сидеть.
- По-моему, заблудился тут кое-кто другой. Не пошёл бы ты гулять куда-то ещё?..

- Чем-чем, а топографическим кретинизмом не страдаю, - возвестил Уэмура, примеряясь и закидывая мяч в кольцо.
Насчет обычного кретинизма ведь речи не шло?
- Я ж не гулять, я с четкой целью, не видно разве? - фыркнул вдогонку.
А Виллингтона, видимо, можно назвать сапожником без сапог. Впрочем, с такой-то работенкой родителя у любого человеческого дитеныша разовьется синдром гиперактивности и дефицита внимания, а там и последствия... Хотя насчет гиперактивности приходилось сомневаться.
- Ай, ну брось ты!
Мяч со свистом рассекает горячий воздух и звонко, с силой ударяется о дерево над кручинной седой головой, отскакивает на скамейку и снова бодро подпрыгивает, но тут за ним поспевает хозяин.
- Если ты киснешь тут один в такую жару, то ты либо бомж, - мерно стуча мячом о покрытие, рассуждает он, - но, судя по запаху, нет... Либо у тебя затяжной роман с баскетболом.
Хикару присел, заглядывая упрямцу в лицо, и недоверчиво изогнул бровь, встречаясь с красными радужками. Косит, похоже, все же не под папку, неужто не утомляет?
- Я сейчас уведу твою подружку, - хмыкнул парень и повертел "снаряд" на уровне груди.

-- Очень важное уточнение, - саркастически прокомментировал Рё, лениво приоткрыв глаз. Нахалёныш и не думал последовать доброму совету - да, доброта себя опять не оправдывала, как и вежливость. Что поделать. - Я вижу мяч и кретина - неужели они как-то связаны?.. В жизни есть место странному.
Философия сегодня определённо ему удавалась - хоть сейчас иди сдавать. Жаль, что тесты обычно не дают блеснуть красноречием или индивидуальностью.
Рё задумчиво пронаблюдал за провокацией - к счастью для чужака, мяч в Рё не попал, иначе кому-нибудь пришлось бы задумываться если не о похоронах, то о крупном счёте из больницы - абсолютно точно.
Думал же он о том, что какой-то странный хрен завёлся у них в школе - он такого что-то не помнил здесь, а с таким характером тот бы уже давно засветился.
Если он тут недавно, то, похоже, ему просто не повезло.
- Бомж, - подтвердил Рё, настороженно вскидывая голову при приближении предположительно кретина. - Но у меня свидание и я подготовился.
Когда тот присаживается и продолжает одновременно разводить и канючить, Рё забывает о том, что пару минут назад ему было лениво.
Парень играет с мячом, а на руке у него - бледно-багровый, ещё чуть воспалённый, шрам.
Он медленно выдыхает, прикрывая глаза.
- Да ты охренел, - с удовольствием произносит Кудо, смакуя каждый звук. Резко нагнувшись вперёд, он кладёт ладонь на затылок камикадзе, притягивая до тех пор, пока они не столкнулись лбами.
Кудо диковато-то ухмыляется - уголки губ разъехались в усмешке, но в глазах её не было - ровная серая муть, прикрытая линзами.
- Играем до пяти, - говорит он, и в следующий момент поднимается, используя школьника как опору и одновременно выбивая мяч из рук.

- Да это не я охренел... - немного оторопев, бросил он, но вместо разбора полетов поспешил защищать кольцо.
Прыжок, рука лупит по мячу в последней момент и начинает пульсировать от боли. Рефлекторный короткий взгляд на ладонь во время погони за предметом игры.
"Оцарапал?" - и только сейчас замечает, да вот царапины странные, неизвестно, обо что так прикладываются, если прикладываются вообще. Было бы время размышлять - да нет: обычно Уэмура делает своих друзей в баскетбол, да то ли он - не друг, то ли день не его, а приходится туго. Может, этот хмырь сублимирует через подвижные игры...
Время от одного вырванного зубами очка до другого тянется непозволительно долго. От асфальта, может, только перед его глазами - марево. 4:4 - Хикару болезненно кривится от солнца и уже не пытается сдерживать шумное, откровенно тяжелое дыхание. Ему не до того, он бесконечно уворачивается от соперника, пряча уведенный титаническим усилием мяч, как может.
- Слышишь, бомж, - ухмыляется Уэмура, обнажая зубы и хватая воздух ртом, - А на что играем, неужто за идею?
Придумывать условия на лету - в его духе. Обводка, гулкие мерные удары, подошвы нещадно скрежещут о покрытие. Продержаться до момента, когда придумает.
"Моли богов, чтоб тормозом не оказался".

В такие моменты всё перестаёт иметь смысл - жара, усталость, понты. Лучше, хуже - обычно сразу становится видно, кто чего стоит, выстраивается иерархия, подчиняющая впоследствии всё выученным однажды стереотипам.
Но иногда вдруг встречаются равные и мир трещит по швам, не выдерживая столкновения - действие равно противодействию, а куда деваться всему, что между? Счёт ползёт как улитка, игроки выдыхаются - в двадцати минутах игры в таком темпе умещается развитие целой вселенной, от большого взрыва к абсолютному схлопыванию. Упругий, тяжёлый мяч пружинит, отскакивая от асфальта и оставляя на руках пыль. Один-на-один, нападающий превращается в защитника, защитник - в нападающего в один момент. Скорость, за которой не успевают секунды, ни одной мысли в голове - нет времени. Чистое, незамутнённое бессознательное - инстинкты на максимуме.
А он только один - победить.
Потому что победить - значит выжить.
Однако у Рё всё-таки было одно преимущество - этот мир был абсолютно, совершенно точно его. И никто другой не мог обрести на его территории превосходящей силы - ну, по крайней мере, он был искренне в этом уверен, а это уже пол дела.
- Угостишь прохладительным, - выплёвывает Кудо отрывисто - бережёт дыхание. И это себя оправдывает - соперник лишь чуть оступился, на мгновение теряя контроль над мячом, а Рё достаточно этой заминки, чтобы увести его - обход, разворот,.. данк.
Done!
Он тяжело приземляется на обе ноги - от удара о землю гудят лодыжки; откидывает с лица влажные волосы и улыбается как идиот: рубашка мокрая, в прорехе брюк на колене ссадина, на рёбрах пара свежих синяков. Стритболл - это вам не занятия в чистеньком зале.
- Готов признать, что ты здесь был всё-таки по делу.

Да и чёрт бы с этим, главное, что закончили. В голове в такт упавшему мячу стучит кровь, распирает виски толчками, кругом – одна рябь. Оставалось благодарить судьбу за то, что провернуть эдакую незамысловатую авантюру ему поручили не в августе: тогда можно было бы и не играть – сразу распластаться на земле и прожариться до готовности.
А у победителя удовлетворённости столько, будто он выиграл в лотерею десять миллионов йен и президентские выборы одновременно. Стоит весь встрёпанный, в мыле, и сияет, как медный грош, царёк недобитый.
– Псих, – на выдохе выдаёт Хикару, утирая глаза и лоб тыльной стороной руки, убирая назад взмокшие волосы, и, хмыкнув, прибавляет, – Мне бы остыть не помешало. Приз свой забрать не хочешь?
Да хочет, хочет: этот – страдалец похлеще него самого, хоть и торжествует не совсем оправдано.
Автомат с чем–то съестным и прочими радостями жизни он несколько часов назад приметил под навесом у входа в учебный корпус. Дорога до него под всё такими же безжалостными солнечными лучами сказалась пыткой и выбила последние силы. Почти волоком протащив за собой рюкзак, Уэмура всё же вскарабкался на крыльцо и извлёк из кармана несколько купюр, окинул взглядом ценники и, прикинув что–то, отсчитал и всунул контрибуцию в руки своему спутнику, ехидно процедив «ни в чём себе не отказывай». Всегда так: долг, типа того, Родине отдаёшь, а она на тебе – непредвиденные траты...
– Как зовут–то? – покосившись на Джордана местного разлива, поинтересовался он прежде, чем намертво приклеиться к купленной бутылке с минералкой, а затем плеснуть остатки воды в горсть, чтобы умыться.

Кудо недоверчиво глянул на соигрока, скупо пожал плечами:
- Угадал, - сразу на всё.
Он подобрал свои вещи: мятый пиджак отправился в предсказуемо пустующий портфель - едва ли пара тетрадей. Перекинув ремень через плечо, Рё подцепил ногой раздолбанный скейт. Дорога вышла неблизкой - такой бодрый на площадке, вне её должник как-то стух и еле переставлял ноги. Кудо состроил кислую рожу, поддёрнув рубашку в напрасных поисках хоть какого-то движения воздуха. Затем на всё плюнул и, пристроив скейт в крепления на рюкзаке, расстегнул половину пуговиц и закатал рукава по локоть - администрации в поле зрения не наблюдалось, а стеснительности в нём никто не воспитал.
Не срослось как-то вот.
Любая дорога рано или поздно заканчивается - Рё бодро взобрался в тень и, как-то странно хмыкнув, пошуршал бумажками - выбрал он какую-то сладковатую дрянь, от этикетки за милю несло ароматизаторами, красителями и добавками.
- Рё "Рэйджи" Кудо, - подкинув банку в ладони, Рё пристроил её прямо на макушку чуть наклонившегося школьника и постучал тому по голове донышком.
- Как-то ты подохлел, герой.

- "Рэйджи"? - оторвавшись от мокрой ладони, Уэмура ухмыляется и отчасти довольно прищуривается, даже не обращая внимания на то, что его черепушку и баночный алюминий только что сравнивали по прочности, - Выходит, у меня с интуицией круто, не думал...
Белые волосы, красные линзы, диковатые оскалы - он ненормальный по праву, чего уж тут бастовать.
- Хикару Уэмура, - произнёс уже бесцветно и снова слегка наклонил голову - по привычке - пускай собеседник этого не сделал, очевидно, подумав, что всё равно не заметят. Святая простота!
Странный он, этот Кудо. Исходя из досье, Якудза ещё не окончательно его загребла, а бандитская эстетика - получите, распишитесь. Читал Хикару и про то, что у Рё татуированы по крайней мере обе руки, что он и имел возможность наблюдать в эту минуту.
Своеобразный орнамент. Уэмура смотрел оценивающе, не особо скрываясь, взглядом поднимался по виткам колючей проволоки вверх к одному локтю, затем сличал с другим. Молча выудил из рюкзака сигаретную пачку и, закурив, присел на перила.
Годно, даже очень годно, но куда смотрел отец? Впрочем, мог ли он смотреть?
- Довольно-таки дрянная идейка, - наконец, он отвернул голову в сторону и нахмурился, глядя на дорогу к главным воротам, залитую солнцем, - для учащегося в мажорской школе.
А школа-то и вправду мажорская, тут и к гадалке не ходи. Очевидно, от этого приходится мучиться с длинными рукавами - за эдакую "красоту" в образовательных учреждениях по головке не гладят. Наверное, не гладят. Он старался в течение дня не светить своё блёклое (в сравнении с такими масштабами) пятнышко - так и не приметили.
- И я не подохлел. Я всегда дохлый, - вдруг вспомнив об ответе, гордо заявил Хикару и затянулся, беззвучно посмеиваясь.

- Некоторые вещи просто ну слишком очевидны, - хмыкнул Кудо. Просто так, чтобы не слишком гордился.
Под чужим взглядом возникает неодолимое желание расчесать кожу - Рё удивляется сам себе, но старательно делает вид, что ничего не происходит. Просто один пялится на другого с ненормальной прямотой и интересом, обычное дело.
Взгляд этот немножко слишком взрослый - в их возрасте, в принципе, принято регировать на такие вещи более бурно. Следует всё же выяснить, откуда этот тип тут вообще взялся.
- Кто бы говорил, - Рё будто на секунду замыкается; затем выражение лица становится прежним.
Он протягивает руку - будто бы перехватить запястье, но в последний момент просто нагло вынимает сигарету из пальцев, привычно затягивается.
- Вот тебе преступный сговор и соучастие, - роняет он, отбрасывая щелчком окурок в сторону урны.- Та что в твоих интересах не трепаться.
Улыбается, показывая, что шутит. Щурится, ожидая реакции на провокацию, но не удерживается и ехидно цедит:
- Или скорее трепаться меньше обычного...
С щелчком вскрывает банку - от зеленоватой жидкости явственно несёт мятой и, запрокинув голову, в несколько широких глотков опустошает - ставит на перила.
Но смотрит он уже в сторону - к воротам школы подъехала тойота, то ли чёрная, то ли тёмно-синяя. Но никто не вышел.
- Ладно, разговорчивый, будь здоров. С меня реванш.
В шутку отсалютовав, он махнул через перила и бодрым шагом направился к машине.

Он был не в силах ответить от возмущения - только оставил рот приоткрытым и воззрился прожигающим взглядом. Что угодно, но сигареты - неприкосновенны, а здесь столько нахальства и сразу. Платит той же монетой?
- Не тебе судить о моём трёпе, - выдавливает как-то неловко и снова с запозданием, не зная, как отбрехаться ещё, наблюдая за тем, как Рё флегматично присосался к своей банке.
Ретировался Кудо стремительно, даже не дал времени на реванш для Уэмуры куда более важный, чем баскетбольный.
- Придурок, - хмыкнув и проводив глазами чужую спину, он опускает голову, затем опускается весь - за новой никотиновой дозой, и курит размеренно, ссутулившись и обхватив свободной рукой себя за плечо.
"Миллениум" окончательно охренел. Год назад его посылали за границу - валить серьёзных дяденек и обезвреживать бешеных террористов, а теперь вот - за школьниками гоняйся да общество своё навязывай. Это не тоска даже - непонимание. А с другой стороны, тише едешь - дальше будешь, конечно.
Из здания неожиданно кто-то выходит, вынуждая скоропалительно швырнуть окурок подальше и опустить вольготно болтающуюся голую руку татуировкой вниз, затем и вовсе подхватить своё барахлишко, направиться прочь, побрести переулками, периодически задыхаясь от жары и часто волтузя на груди туда-сюда ещё немного влажную рубашку, найти своего железного коня, перекинуть ногу, опустить ладони на руль. На секунду оторопеть и сглотнуть, забыв нажать на ручку газа.
Царапины затянулись.

Город шумел: людей в теплый весенний вечер на набережной было довольно, вдали тихо шелестели волны, растворяясь в гуле толпы, а улицы чуть далее от побережья переливались огнями фонарей. Воздух был явно свежее, чем днем, но должной радости это не приносило, притом по вполне очевидной причине.
- Ну, довольна? - хмуро спросил Хикару, косясь на Кристину, шедшую по правую руку.
- Очень! - заулыбалась девушка, после отвлекшись на еду: она обгладывала очередную палочку с данго, купленным тут же, у какого-то торгаша.
У нее и впрямь был хороший вечер: в город вывезли, по магазинам протащили, покутить дали, теперь вот - вдоль моря выгуливают. А все потому, что карточный долг - дело чести.
- Я банкрот, - Уэмура вздохнул, снова прокручивая в голове проигранную партию и заявление заместительницы о том, что она совершенно не умеет играть, перед ней.
- Зато еще пара конов - и я отучу тебя от пагубного пристрастия к азартным играм, - весело парировала она, вынуждая Хикару запрокинуть голову и приняться размышлять о праздности бытия.
И размышлял он долго, глядя в черное беспросветное небо, и никто не мог ему помешать - идущие навстречу предпочитали огибать его, а сзади никто не подгонял.
- Когда ты закончишь меня воспитывать? - наконец, набравшись мужества, спросил Уэмура.
Ответа не последовало. Нет, вопрос, конечно, риторический, но хоть ради приличия...
- Крис? - а вот и проблема. Отвечать было некому.
Он повертел головой, обернулся вокруг своей оси, вернулся к началу и концу пути, даже позвать попытался - тщетно, как в воду канула. Обычно "капитан" провоцирует проблемы, а тут такая подлянка. А хотя, он же как всегда все равно окажется виноват.
Время тянулось, а телефон Рич упорно выдавал только короткие гудки на другом конце провода. Прогуливающихся становилось все меньше, редели отблески вывесок, а отчаяние медленно подкатывало к горлу.
- Эй! - это даже заставило его дернуться: обращались точно к нему, да и голос был какой-то знакомый.
- Эй! - донеслось снова, уже не так явно, вкрадчиво.
Это "эй" - со стороны моря. Ступеньки были далеко, и Уэмура, недолго думая, перемахнул через бордюр.
Падать вышло выше, чем казалось изначально, но и расшибиться не удалось при всем желании: под ногами вместо привычного в городе бетона оказался песок и мелкая галька - ноги с непривычки разъехались, и он едва поймал равновесие.
Ветер подул сильнее, растрепал волосы, в нос ударила соль.
- Кристина! - снова позвал Хикару, озираясь - тщетно, и сокрушился вдогонку, - Мне же голову из-за тебя открутят...
Теперь только думать, как взлезть обратно: то задачка не из простых.
А шаги прохожих откуда-то сверху тем временем сменились абсолютным затишьем.

- Не так-то просто к тебе добраться, - раздаётся за спиной. Привалившись к стене, скрестив руки на груди стоит... не лис, не человек - оборотень в маске. Серое юката почти сливается с бетоном и галькой, единственное яркое пятно - алые ленты маски, пляшущие по ветру.
Он стоит в гэта, на песке - никаких следов. Когда он отталкивается от стены и приближается, касаясь бетона ладонью, рукава скользят от запястий к локтям, обнажая кандалы с разомкнутыми цепями - лис не обращает на них внимания.
- Тебя подсадить, мотылёк? - кивает вверх.
Очередной порыв ветра приносит брызги - солёные капли обжигают прохладой кожу.

Уэмура отшатывается в сторону - ткань на плече неприятно шуршит о бетон. Он готов был поклясться, что ещё мгновение назад в радиусе многих метров не было ни души. Правда, идёт ли речь о душе?
Создание - а назвать это человеком не поворачивается язык - кажется ему отчего-то ужасно знакомым и не сулящим ничего доброго. Задавать вопросы, даже самые очевидные, в духе "и зачем было до меня добираться?", нет сил.
Как можно было в это вляпаться? И ведь вскрикнуть - идея бестолковая: не услышит никто. Должно быть, уже чертовски поздно. Взгляд падает на часы: стрелки вертятся с бешеной скоростью в разные стороны.
В следующее мгновение руку пронзает сильная боль, заставляя неосознанно перехватить её другой, протягивая шипение сквозь плотно сжатые зубы.
- Не надо, - твёрдо, но хрипло отвечает он, поднимает глаза сначала на маску, затем на стену, и делает ещё два шага назад, попадая пяткой в песчаное углубление и едва не заваливаясь на спину.
Прячет ладонь под полу расстёгнутого пиджака.

- Прячешь от меня мою же метку. Ну, не чудак ли?
Он наклоняет голову к плечу, наблюдая.
- В прошлый раз был как-то посмелее. Или, может, следует сказать - понаглее? - разговаривает негромко, словно размышляет вслух. - Мог ли я так ошибиться?..
Тонко свистит ветер. Лис осторожно лезет запазуху, зажимая что-то в кулаке: на секунду кажется, что меж его пальцев прорывается свет; затем пропадает, стоит сжать крепче.
- Думаю, нет, - лис усмехается и протягивает руку Уэмуре. Раскрывает ладонь - бабочка медленно, неуверенно перебирает лапками. - Твоё, кажется.
Тонкие крылья подимаются и опадают, бражник неторопливо ползёт к хозяину.
- Я собираюсь отсюда выбраться, - говорит лис.
Шум прибоя усиливается. В сгущающихся сумерках глаза лиса под маской мерцают красным.
- И в третий раз я предлагать не стану, человек.

Бражник, высвободившись из плена и немного отойдя от него, вспархивает, облетая вокруг головы, неловко хлопая помятым крылом по носу, обессиленно приземляется на руку, сползает к запястью и растекается по нему чёрной кляксой, впитывается, обретая свои прежние чёткие двухмерные границы.
- Моё, - неосознанно кивает Хикару и сжимает зубы, чтобы не стучали от холода.
Он уже и думать забыл про это.
Ветер воет сильнее, гул волн всё яснее слышен в почти кромешной темноте, разрезаемой только двумя алыми огоньками, изредка подрагивающими и пропадающими из виду на считанные мгновения. "Выбраться отсюда"? Неплохо, но есть подозрение, что ему помогли забраться сюда.
- С какой стати мне верить тебе? - говорит Уэмура всё ещё с претензией, не выходя из роли.
Но перспектива остаться здесь наедине с самим собой постепенно перестаёт прельщать, неясно только, насколько очевидно то проступает на лице.

До чего странный этот разговор - приближается небольшой шторм, а они обращают на него внимания не больше, чем на тот песок под ногами.
Лис молчит - вопрос ставит его в тупик. Вера лису? Доверие оборотню? Да тут каждый первый поднимет на смех идиота, высказавшего подобную мысль.
Лисы выигрывают - всегда. В конечном итоге - всегда. Такова природа страшилки, которую рассказывают люди детям в попытке оградить их от опасных встреч. А если слишком долго что-то повторять - оно может стать правдой. Просто от усталости.
Люди... и их заблуждения.
- Ты ко мне пришёл, не я, - в конце концов лис развёл руками. - Значит, нашёл, что нужно было. А я просто этим воспользуюсь.
Он смеётся.
- Ты же не против... Господин проводник? - почтительность практически издевательская.

- Я против... - он закашлялся, прижимая кулак ко рту, и еще долго разрывался, а все этот проклятый ветер.
Ставить происходящее под сомнение не приходилось - эта идея даже на секунду не промелькнула в его голове. Мучило другое: к чему, да и за что ему эти встречи? Ведь он ничего не искал.
-...но мне почему-то кажется, что это не имеет значения, - полугорько-полубезумно, с долей обреченности ухмыляется Уэмура.
И меняет тактику, впервые шагая навстречу.
- Подсади, - бросает уже с неким вызовом, понимая, что терять нечего.

Лис не стал говорить каких-нибудь банальностей. То, что проводник влип с самого начала, было и без того ясно. Как и то, что сам выбрал - хотя это, может, он как раз пока ещё и не понял.
Момент ясности подстрегал его где-то в будущем, и оборотень не собирался портить себе удовольствие, выкладывая всё, о чём знал или подозревал.
Но всё это не было игрой, как бы он к этому не относился. Выглядело так, словно маска перестала улыбаться - хотя нарисованная улыбка никуда не делась.
Швырнув брызги в лицо, ветер стих - словно сгустившаяся темнота отрезала их мира. На набережной над головой горели фонари, теперь их свет странно - рвано и рассеянно - ложился вниз, едва высвечивая волосы, одежду.. два лисьих хвоста.
Он медленно опустился на колено - напряжённо, не склоняя головы и глядя в глаза человеку. Подставил сложенные ладони - удлинённые пальцы блеснули когтями - и терпеливо пережил попытку удушения: не удержавший равновесие Уэмура вцепился в ворот юката как утопающий. Несколько мгновений, а впечатлений на полчаса: тепло руки, коленом в челюсть, песком по зубам - романтика.
Тихо рыкнув, лис не то, что подсадил - почти подбросил; как раз хватило уверенно ухватиться за край, не обдирая рук.
Запрокинув голову, лис вгляделся: Хикару без особых трудностей подтянулся, оказавшись на мостовой. Солёный ветер ударил практически в лицо - скат набережной обрывался в загаженную полосу гальки, сейчас омываемую волной, набирающей силу.
Никакого провала и быть не бывало, но...
Дно колодца оттуда, сверху, казалось каким-то особенно далёким - и отделённым от всего остального.

Провалиться ему на этом месте! И впрямь подсадил, дал вскарабкаться без наверняка присущих уловок, подвохов. Вокруг будто снова начала тускло мелькать жизнь: было всё так же безлюдно, но всё же не так зловеще тихо и темно. Везде, где угодно, но только не там, откуда он только что выбрался. В густом мраке ночи, уже дальше, были различимы только гребни солёной пены, накатывающей на берег и растворяющейся на пути к нему.
- Чертовщина какая, - со злостью выдыхает Уэмура то единственное и в высшей степени очевидное, не двигая губами.
Чего ради? Отвязался так же легко, как возник изначально. Эти идиотские детские игрища понемногу выводили из себя, всё же возвращая к здравому смыслу - гипотезах о галлюцинациях, ну, или видениях - так поэтичнее.
Хикару хотел было двинуться восвояси и даже перейти на бег, но сильный поток воздуха, неожиданно противостоящий ветру, привычно дувшему с моря, словно подтолкнул его в спину и за одежду опрокинул на бордюр.
...любопытство процветало, а кошки дохли, дохли, дохли...
Он болезненно скривился, предвкушая любую участь, но так и не решился протянуть руку - чего доброго, по новой утащит в бездну, ставшую ещё глубже - только расправил пальцы, прислоняя ладонь к шероховатой поверхности стены.
И не пытаясь никого звать, щурясь, принялся вглядываться в черноту.

Дверца шкафчика громко шарахнула - убрав ладонь, страшеклассник развязно привалился плечом, спрятав руки в карманах.
- Брысь, мелочь, - добродушно спровадил кохая Кудо и сосредоточил своё внимание на новом знакомом. - Йо. Как насчёт игры сегодня после занятий?.. Можно, конечно, и вместо, но, думаю администрация не оценит.
Рё сверкал как новенькая монетка и вёл себя совершенно непринуждённо, словно не он три дня не появлялся в школе, а сегодняшнее утро не ознаменовалось великим переселением народов - припекло, видите ли, Рэйдзи сменить обстановку. И шкафчик.
На них оглядывались, строя скептические мины и шушукаясь: Кудо здесь во всех смыслах числился за белую ворону. Правда, не то, что ухом не вёл - даже перья в ту сторону брезговал чистить. Хотя некоторым приличным девочкам плохие парни были весьма по вкусу, а другие в приличных разве что в детстве играли - этими обстоятельствами Рё с удоольствием пользовался.
Но, опять-таки, не сегодня.
- Пойдём, найдём местечко посимпатичней, - он приподнял пакет с обедом повыше. - В столовой шумно, и мой подписанный стол на ремонт забрали. Опять бардак.

Явился. Интересно, куда и как часто его затягивает на несколько суток. Тем не менее, доколебался сам - это уже успех.
- Как трогательно, а ведь не похож на того, кого интересуют длительные знакомства, - остранённо протянул Уэмура, даже не постаравшись создать антураж мелкой издёвки в надежде, что этот самый антураж дорисуют за него.
Его по жизни утомляли сны - куда уж лучше лежать в отключке бесчувственным бревном, чем продолжать бодрствовать по ту сторону реальности. Сегодня мука была с подвывертом: если раньше Хикару и снился один и тот же сон с разными концовками, то тянущийся из ночи в ночь, пусть и не с самым завидным постоянством, сериал - никогда.
То, что два последних плода его воображения взаимосвязаны, он окончательно осознал и принял к сведению в дороге: времени на праздные размышления было довольно. В сторону сакрального смысла копать не стал - пока куда больше волновало, сколько ещё продлится это форменное безобразие.
- Ты, поди, мазохист? - похоже, это прозвучало излишне громко: проходившая мимо стайка девчонок нервно хихикнула и зашепталась, на что Уэмура только скептически изогнул бровь и с усталым видом подпёр собой шкафчик, - Я слышал, что загорать много - вредно.
А тогдашняя бутылка минералки эффекта не возымела: по возвращении он долго отмокал в душе, ещё дольше проветривался на подоконнике, и только после этого признал себя окончательно возвратившимся к жизни. Теряет былую лёгкость, что ли...
Послать бы его с этим баскетболом куда подальше, да и с обществом на обеде - тоже, но Рё сиял - аж глаза слепило, хоть заслоняйся руками. А это, похоже, было явлением редким: не до того, чтобы кочевряжиться.
- Но если ты так просишь... - хмыкнул Хикару, поправляя рюкзак, огибая развесёлого нынче знакомого и бредя по коридору.
Правда, спустя несколько шагов обернулся, уже с улыбкой: шутка, дескать.
- И где у вас "посимпатичней"?

Кудо морщится, представляя стадо свежих сплетен, что разнесёт по окрестностям. Оставалось надеяться, что ненадолго - случится что-то интереснее его предполагаемых извращений.
То, что этому разговорчивому кретину теперь придётся испытать внимание его, Рё, недоброжелателей - другой разговор. Сам, в общем-то, нарвался - пусть развлекается. А Кудо поглядит и сделает выводы - из результатов.
- Нет, но у меня много опыта по части саморазрушения. Что, в общем-то, близко, трепло ты этакое.
Трепло между тем продолжало закапываться. Самозабвенно, можно сказать. Практически на публику. Рё закатил глаза, пережидая выплеск выкаблучиваний, и мирно сообщил
- В ту сторону, гений, - кивая в направлении, противоположном линии движения новоиспечённого приятеля.
Выражение его лица трудноописуемо - та рожа кирпичём, которая случается каждый раз, когда стараешься не ржать в голос.

К спортивному корпусу они пробирались по лестницам, до которых даже на перекур вездесущие школьники добирались редко - но вёл Кудо быстро, уверенно и не давая времени на вопросы - дыхалки бы не хватило. А закончилась прогулка за очередной дверью - в душевые, а через них - в пустующий в перерыве бассейн. Ключ, ненадолго показавшийся в его рукой явно не был родным замку, но быстро пропал в карманах.
С видом триумфатора, Кудо заблочил вход, просто во избежание, и, присев на бортик, скинул кроссовки, опустив ступни в прохладную воду.

- Можно сказать, не ожидал, - оглядываясь, пробормотал Хикару себе под нос и хохотнул.
Поначалу он поморщился от запаха хлорки, не в силах привыкнуть к нему первые несколько секунд, но вскоре совсем позабыл об этой неприятности.
Если быть точным, не ожидал совсем. Огромность школы была ему в новинку, и большинство помещений ещё не удалось осмотреть. Бассейн был под стать заведению - мажорский, в каком-то смысле даже пробуждающий зависть: шарага, на которую он работал большую часть сознательной жизни, якобы финансировалась всем цивилизованным миром, а школьникам, вот, и то лучше лужу выкопали.
По поверхности, бликующей в лучах дневного света, пошла мелкая рябь, и Уэмуру потянуло к краю, как магнитом. Он резво вылез из ботинок, подвернул брюки и приземлился на кафель неподалёку от Рё.
- ...красота, - наконец, одобрительно выдал, некоторое время увлечённо поболтав в воде ногами.
Плаванье по показателям было одной из лучших дисциплин в его списке: всё веселее нарабатывать, чем штангу тягать - оно и видно. На практике, правда, применять не пришлось, да может, и слава богу.
- Жаль только, что не покуришь, - раздосадованно цыкнул Хикару и кинул взгляд на дверь, - И часто ты тут шаришься без спроса?

Возле припаркованного мотоцикла его ожидали чёрный мерседес и два типа, упакованные в безликие офисные костюмы.
- Уэмура-сан, нам поручено передать вам приглашение, - говорит один из них с поклоном.
Второй открывает дверь заднего сидения.
- Надеемся на ваше благоразумие, - добавляет он.

"Твою же мать." Ожидать такого номера не приходилось - повода не было. При всей любви к экстравагантным выходкам, Такаши-сан не выслала бы за ним кортеж. А это означало, что с большой вероятностью Уэмура крепко влип.
Неужто его новый знакомый внедрен в Якудзу столь глубоко (на то, что бравые ребята состояли на службе у некоего государственного деятеля при всём приличном их виде надеяться не приходилось), что ему была открыта информация, которая по всей логике не может быть открыта даже самому проблемному и криминальному ученику старшей школы?
Пожевав и бросив на землю окурок, он оглядел "посланников": в одиночку раскидать не представляется возможным, учитывая то, что под полами пиджаков у них явно не леденцы для голодающих детей. И ведь как назло - даже ножа при себе нет, да на кой черт он в школе? Вывалится, чего доброго, хлопот не оберешься.
Бежать - проблема, заорать, пусть даже в столь ранний час - тоже не комильфо. Да и к чему, если они в курсе: как зовут, где искать?
- В таком случае, я надеюсь на вашу, - наконец, неохотно процедил Хикару и загрузился в автомобиль, недовольно нахмурился, когда с силой хлопнула дверца.
Вот тебе и "тише едешь - дальше будешь"...